Над пропастью в бреду

[Sayek]

Давно хотел прочесть эту штуку, было очень любопытно самому узреть гениальность произведения, о котором столько говорят. Знаете, наверное, я тупой, но гениальности я так и не узрел. Почему "Над пропастью во ржи" завоевало такую популярность, мне решительно не понятно. Мало того, что книга просто ни о чём, так главный герой явно психически нездоров. Сказать честно, я был уверен, что он либо наркоман, либо с какой-нибудь опухолью в мозгу, и всё ждал, когда же автор это раскроет. Оказалось, нет. Перефразируя анекдот: "Психических заболеваний нет, просто придурок". Да, согласен, он высказывает вполне нормальное недовольство лживостью общества, его погоней за иллюзорными ценностями, порой он предстаёт неплохим человеком (например, со своей любовью к детям), но всё это с лихвой перекрывается его полнейшим неадекватом. То ему что-то привидится, то что-то покажется, то поплакать захочется, то он нажрётся, как свинья. Не думаю, что подробное описание пары дней подростка, страдающего тяжёлой формой переходного возраста, стоит называть одним из лучших произведений ХХ века, серьёзно.
Плюс к этому я не могу понять, зачем вокруг книги нужно было разводить такие танцы с бубнами? "В период с 1961 по 1982 год «Над пропастью во ржи» был самой запрещаемой книгой в школах и библиотеках". Как обычно, сделали из говна конфетку посредством официально раздуваемого ажиотажа. Грубый язык? Да хрен бы с ним. Секс? В каком месте? Не поднимали б хай, она не обрела бы такую популярность, ибо художественная ценность у неё примерно такая же, как у матерных частушек, серьёзно.
В Саус Парке замечательно обыграли этот феномен, сочинив историю с написанием самого отвратительного произведения в серии «История о Скроти МакБугерболлзе». Но, люди, пусть книга о говне - это смело и шокирующе, она всё равно остаётся книгой о говне, не нужно искать в ней что-то, чего там нет.

@темы: Обзоры

Comments

[<шелена>]

ибо художественная ценность у неё примерно такая же, как у матерных частушек, серьёзно.

что-то уж совсем опустил ты книгу.

[Sayek]

<шелена>, я ж говорю - примерно. Чем интересны людям матерные частушки? Грубым языком и сексуальной тематикой. Прям точно тем же, чем прославилось и произведение Сэлинджера.)))

[nolofinve]

Sayek, +100)
Эта книга - классическая сказка про голого короля)

[Нерешительный сапер]

Sayek,
Иван Тургенев. Два четверостишия

Существовал некогда город, жители которого до того страстно любили поэзию, что если проходило несколько недель и не появлялось новых прекрасных стихов, – они считали такой поэтический неурожай общественным бедствием.
Они надевали тогда свои худшие одежды, посыпали пеплом головы – и, собираясь толпами на площадях, проливали слезы, горько роптали на музу, покинувшую их.
В один подобный злополучный день молодой поэт Юний появился на площади, переполненной скорбевшим народом.
Проворными шагами взобрался он на особенно устроенный амвон – и подал знак, что желает произнести стихотворение.
Ликторы тотчас замахали жезлами.

– Молчание! внимание! – зычно возопили они – и толпа затихла, выжидая.

– Друзья! Товарищи! – начал Юний громким, но не совсем твердым голосом:

Друзья! Товарищи! Любители стихов!
Поклонники всего, что стройно и красиво!
Да не смущает вас мгновенье грусти темной!
Придет желанный миг… и свет рассеет тьму!

Юний умолк… а в ответ ему, со всех концов площади, поднялся гам, свист, хохот.
Все обращенные к нему лица пылали негодованием, все глаза сверкали злобой, все руки поднимались, угрожали, сжимались в кулаки!

– Чем вздумал удивить! – ревели сердитые голоса. – Долой с амвона бездарного рифмоплета! Вон дурака! Гнилыми яблоками, тухлыми яйцами шута горохового! Подайте камней! Камней сюда!

Кубарем скатился с амвона Юний… но он еще не успел прибежать к себе домой, как до слуха его долетели раскаты восторженных рукоплесканий, хвалебных возгласов и кликов.
Исполненный недоуменья, стараясь, однако, не быть замеченным (ибо опасно раздражать залютевшего зверя), возвратился Юний на площадь.
И что же он увидел?
Высоко над толпою, над ее плечами, на золотом плоском щите, облеченный пурпурной хламидой, с лавровым венком на взвившихся кудрях, стоял его соперник, молодой поэт Юлий… А народ вопил кругом:

– Слава! Слава! Слава бессмертному Юлию! Он утешил нас в нашей печали, в нашем горе великом! Он подарил нас стихами слаще меду, звучнее кимвала, душистее розы, чище небесной лазури! Несите его с торжеством, обдавайте его вдохновенную голову мягкой волной фимиама, прохлаждайте его чело мерным колебанием пальмовых ветвей, расточайте у ног его все благовония аравийских мирр! Слава!

Юний приблизился к одному из славословящих.

– Поведай мне, о мой согражданин! какими стихами осчастливил вас Юлий? Увы! меня не было на площади, когда он произнес их! Повтори их, если ты их запомнил, сделай милость!

– Такие стихи – да не запомнить? – ретиво ответствовал вопрошенный. – За кого ж ты меня принимаешь? Слушай – и ликуй, ликуй вместе с нами!

«Любители стихов!» – так начал божественный Юлий…

Любители стихов! Товарищи! Друзья!
Поклонники всего, что стройно, звучно, нежно!
Да не смущает вас мгновенье скорби тяжкой!
Желанный миг придет – и день прогонит ночь!

– Каково?

– Помилуй! – возопил Юний, – да это мои стихи! Юлий, должно быть, находился в толпе, когда я произнес их, – он услышал и повторил их, едва изменив, – и уж, конечно, не к лучшему, – несколько выражений!

– Ага! Теперь я узнаю тебя… Ты Юний, – возразил, насупив брови, остановленный им гражданин. – Завистник или глупец!… Сообрази только одно, несчастный! У Юлия как возвышенно сказано: «И день прогонит ночь!…» А у тебя – чепуха какая-то: «И свет рассеет тьму»?! Какой свет?! Какую тьму?!

– Да разве это не всё едино… – начал было Юний…

– Прибавь еще слово, – перебил его гражданин, – я крикну народу… и он тебя растерзает!

Юний благоразумно умолк, а слышавший его разговор с гражданином седовласый старец подошел к бедному поэту и, положив ему руку на плечо, промолвил:

– Юний! Ты сказал свое – да не вовремя; а тот не свое сказал – да вовремя. Следовательно, он прав – а тебе остаются утешения собственной твоей совести.

Но пока совесть – как могла и как умела… довольно плохо, правду сказать – утешала прижавшегося к сторонке Юния, – вдали, среди грома и плеска ликований, в золотой пыли всепобедного солнца, блистая пурпуром, темнея лавром сквозь волнистые струи обильного фимиама, с величественной медленностью, подобно царю, шествующему на царство, плавно двигалась гордо выпрямленная фигура Юлия… и длинные ветви пальм поочередно склонялись перед ним, как бы выражая своим тихим вздыманьем, своим покорным наклоном – то непрестанно возобновлявшееся обожание, которое переполняло сердца очарованных им сограждан!

Апрель, 1878

[Sayek]

Нерешительный сапер,

[Eyas]

Не могу сказать что прям матерные частушки, но книга реально ни о чем. Совершенно. Образ с ловлей детей над пропастью хороша, но блджад ради одного красивого образа писать километры ниобчемышности - реально бред

[Sayek]

Eyas, да, про пропасть мне тоже понравилось.

[006]

в сасус парке серия была мега гениальная. да не только про эту книгу а вообще про бестселлеры

[Sayek]

006, они там частенько хорошо что-то обыгрывают.

[<шелена>]

Sayek, я не могу тебе сказать, что нашли _все люди_ в книге. но для меня - это одна из любимейших книг, которую я прочла на русском и на английском (и не раз). мне в ней нравится все - и стиль изложения, и сам Холден - мечущийся и натыкающийся на непонимание - свое непонимание действительности и непонимание окружающими его. его страхи, его мечты.
я не буду утверждать, что это самая гениальная книга всех времен и народов. но некоторые считают, что "Меня зовут Эдичка" - это культовая книга. вот ее бы я сравнила с матерными частушками - потому что там есть мат, и есть все остальное, что характерно для этого жанра. а в "Над пропастью во ржи" - есть чистота и надежда. ну или я так это воспринимаю.

[Sayek]

<шелена>, каждому - своё. А про этого "Эдичку" впервые слышу.

[<шелена>]

Sayek, вот и я про то же самое. кто-то видит шлак, кто-то - красивые камешки)
а "Это я - Эдичка" - во время моей далекой совсем юной юности был офигенно популярен, как мне кажется, в основном потому, что там водились в изобилии ненормативные слова, детальное описание сексуальных сцен и свободомыслия. я читала тогда - тайком от родителей, потом, когда выросла, пыталась перечитать. не нашла глубины и смысла.